А такие способы существовали.

Поэтому, когда Хардин начал внушать Пиренну мысль о том, что ему должно быть позволено присутствовать на заседаниях Совета попечителей, «Газета» отнюдь не случайно начала такую же кампанию. Состоялся первый в истории Фонда Основателей массовый митинг, на котором было выдвинуто и поддержано требование, чтобы город был представлен в «национальном» правительстве.

В результате Пиренн с неохотой согласился.

Восседая во главе стола, Хардин отвлеченно думал о том, почему ученые, имеющие дело с точными науками, оказываются никудышными администраторами. Возможно, потому, что они привыкли иметь дело с незыблемыми фактами, и совершенно не привыкли к гибкости людей.

Слева сидели Томаз Сатт и Джорд Фара, справа – Ландин Краст и Йейт Фулэм; Пиренн и Сэлвор председательствовали. Естественно, все присутствующие отлично знали друг друга, но по случаю заседания напускали на себя предельно важный вид.

Пока открывалось заседание, Хардин потихоньку дремал, но когда Пиренн отпил воды из стакана, что служило традиционной прелюдией, Сэлвор несколько оживился.

– С немалым удовлетворением я могу сообщить Совету, – начал Пиренн, – что после нашего предыдущего заседания я получил сообщение о том, что через две недели на Терминус прибудет канцлер Империи лорд Дорвин. Как только он информирует Императора об истинном положении дел, можно будет считать, что наши отношения с Анакреоном урегулированы в нашу пользу.

Он с улыбкой обратился через стол к Хардину:

– Я передал эту информацию в «Газету».

Про себя Сэлвор рассмеялся. Было очевидно, что мэр допущен в Совет лишь потому, что Пиренну не терпелось преподнести ему эту новость.

Он невинно осведомился:

– А если серьезно, чего вы ожидаете от лорда Дорвина?

Ответил ему Томаз Сатт – ответил в своей обычной неприятной манере обращаться к собеседнику в третьем лице – для пущей важности.

– Сразу ясно, – заметил он, – что наш мэр Хардин – профессиональный циник. Думаю, даже ему понятно, что Император не допустит посягательств на свои личные владения.

– Да? И что же он предпримет, если на них все-таки посягнут?

Послышался недовольный шум. Пиренн заявил:

– Вы нарушаете порядок. А ваши заявления граничат с изменой, – добавил он.

– Это можно считать ответом?

– Да! И если это все, что вы можете сказать…

– Не стоит делать слишком поспешных выводов. У меня есть еще вопрос. Что было сделано для предотвращения угроз со стороны Анакреона, помимо этого дипломатического хода, который может оказаться бесполезным – хотя я этого и не утверждаю.

– Вы видите угрозу со стороны Анакреона? – осведомился Йейт Фулэм, поглаживая свои свирепые рыжие усы.

– А вы ее не видите?

– Едва ли, – снисходительно ответил Фулэм, – Император…

– Великий Космос! – раздраженно воскликнул Хардин. – Что тут происходит? Периодически кто-либо произносит слово «Император» или «Империя», словно эти слова обладают магической силой. До Императора отсюда пятьсот парсеков, и я абсолютно убежден, что ему наплевать на нас.

А если это и не так, то что он может предпринять? Весь императорский флот, базирующийся в этом районе Галактики, теперь находится в руках четырех новоявленных королевств, в том числе Анакреона. Как вы не понимаете, что сражаться надо оружием, а не словами! Только благодаря тому, что мы подбросили Анакреону информацию, что у нас есть ядерное оружие, мы получили два месяца отсрочки. Но нам-то хорошо известно, что это всего лишь ложь во спасение. У нас есть только мирная атомная энергия, да и той совсем мало. Очень скоро они об этом узнают, и, я думаю, им не придется по вкусу наш обман!

– Уважаемый сэр…

– Простите, я еще не закончил, – Сэлвор завелся, и ему самому это нравилось. – Конечно, вызвать канцлера – это хорошо, но лучше бы у нас было несколько мощных осадных орудий с атомными зарядами. Господа, два месяца уже потеряны, и у нас больше не осталось времени. Что вы собираетесь предпринять?

Ландин Краст, наморщив нос от злости, ответил:

– Мы не желаем и слышать о милитаризации Фонда. Это будет означать открытое вступление в политическую борьбу. А мы, господин мэр, – научное учреждение, не более, и не менее.

– Кроме того, мэр не понимает, что производство оружия отвлечет необходимых нам людей от работы над Энциклопедией. Этого нельзя допускать ни в коем случае, – добавил Сатт.

– Совершенно верно, – согласился Пиренн. – Энциклопедия превыше всего – так было, есть и будет.

Хардин застонал от злости. Кажется, Совет в полном своем составе страдал «комплексом Энциклопедии».

Он холодно сказал:

– А членам Совета когда-нибудь приходило в голову, что у Терминуса могут быть и другие интересы, помимо Энциклопедии?

– У Фонда не может быть других интересов, кроме Энциклопедии, – так же холодно ответил Пиренн.

– Не у Фонда, а у Терминуса. Боюсь, вы не представляете себе сложившуюся ситуацию. Сейчас на Терминусе более миллиона людей, и не более ста пятидесяти тысяч из них работают непосредственно над Энциклопедией.

Для остальных Терминус – их дом. Мы родились здесь. Мы живем здесь. И для нас ваша Энциклопедия почти ничего не значит – по сравнению с нашими домами, фермами, фабриками. И мы требуем надежной защиты…

Его заглушили крики собравшихся.

– Энциклопедия – превыше всего! – проревел Краст. – Мы обязаны исполнить свою миссию!

– К черту вашу миссию! – закричал в ответ Сэлвор. – Может быть, пятьдесят лет назад в ней и был смысл, но мы – новое поколение!

– Это не имеет никакого значения, – ответил Пиренн. – Мы – ученые.

И тут Хардин увидел открывшуюся лазейку – и моментально бросился в нее:

– Неужели? Весьма приятное заблуждение. На вашем примере можно легко понять, почему в Галактике на протяжении тысячелетий творилось столько бед! Какая же это наука – веками сидя на одном месте, раскладывать по полочкам труды ученых последнего тысячелетия?! А вы никогда не пытались пойти дальше, развить их достижения, найти что-то свое? Нет! Вместо этого вы счастливо прозябаете в своем застойном болоте! И вся Галактика находится там же Космос знает сколько времени! Вот потому-то и восстает Периферия, рвутся старые связи, локальные войны длятся столетиями, целые звездные системы утрачивают атомную энергетику и возвращаются к варварской химической!

Спросите меня – и я скажу вам: Галактика распадается!

Он сделал паузу и опустился в кресло, переводя дыхание. На нескольких человек, одновременно пытавшихся ему возразить, он больше не обращал внимания.

Краст взял слово:

– Не знаю, господин мэр, чего вы добиваетесь своими истерическими выкриками, но в нашу дискуссию вы до сих пор ничего конструктивного не внесли. Господин председатель, я предлагаю не принимать во внимание высказывания предыдущего оратора и продолжить обсуждение с того момента, на котором оно было прервано.

Джорд Фара впервые оживился. До сих пор он не принимал участия в полемике, даже когда страсти накалились до предела. Но теперь, наконец, прозвучал его тяжелый бас – такой же тяжелый, как и все его тело, весом фунтов в триста.

– Господа, а вам не кажется, что мы кое о чем забыли?

– О чем? – раздраженно осведомился Пиренн.

– О том, что через месяц состоится празднование пятидесятой годовщины.

Фара, как всегда, изрек эту банальность с крайне многозначительным видом.

– Ну и что?

Фара безмятежно продолжал:

– А то, что в этот день откроется Хранилище Хари Селдона. Вы никогда не задумывались над тем, что в нем находится?

– Не знаю. Наверняка, ничего особенного. Возможно, юбилейная речь. Я не считаю, что Хранилищу стоит придавать особое значение, хотя «Газета», – он в упор посмотрел на Хардина, но тот только ухмыльнулся, – пыталась раздуть это дело. Но я пресек эти попытки.

– Вот как, – заметил Фара. – Возможно, вы были не правы. Не кажется ли вам, – он выдержал паузу, коснувшись пальцем своего маленького кругленького носа, – что Хранилище открывается весьма вовремя?